В настоящее время в России свершились основные правовые реформы, основанные на рецепции достижений Западного права. Рецепция права представляет собой заимствование правовой системой - реципиентом от правовой системы-донора правовых идей, институтов и теории их использования в силу идеологии реципиента в целях улучшения действия своей правовой системы либо в политических целях. Идеологический компонент рецепции проявляется в различных вариациях: в попытках показать преемственность с могучей империей прошлого (Древний Рим), проявить лояльность передовой державе, либо просто в модернизации правовой системы для более успешного ее функционирования и выстраивания правового диалога с иностранными державами.

В процессах по модернизации права необходимо выявлять за декларируемыми лозунгами и девизами идеологическую основу рецепции. Это позволяет распознать от модернизации права ее псевдоформу – декоративную рецепцию. Она возникает как спасительная идея для правящей элиты в момент государственно-правового кризиса. В этом случае государственная идеология играет важнейшую роль, переключая общественное внимание на будущие правовые перемены, тем самым, сбивая революционный накал и естественное стремление общества к реальной модернизации права.

Типичным примером современной декоративной рецепции является российское государство. Здесь, в период государственно-правового кризиса (с 1990г.), была реализована рецепция западных культурных и правовых ценностей, не имеющая полноценных аналогов в прошлом. Ее идеологическим обоснованием является обретение государством внешнего европейского контура, необходимого для упрочения международного авторитета, при сохранении позиций правящей элиты.

Но это только внешняя форма. Внутренняя форма рецепции зависит от степени восприятия внедряемых инокультурных институтов в российское правосознание. Здесь же особый интерес представляет оценка реформаторами российской «почвы» для определения успешности внедрения иностранного права. От точных ответов на вопросы, что представляет собой национальная правовая культура России, какое место занимает религия в правовой культуре российского общества, каким образом можно оптимизировать взаимодействие между основными религиозными конфессиями и государством во многом зависит успех реформационных преобразований, осуществляемых в стране[1].

Законодатель в принципе должен определить возможную реакцию «почвы» в плане восприимчивости к таким заимствованиям. Особая трудность возникает в том, что сама по себе «почва» не представляет однородную по составу среду. Она изнутри соткана из противоречий и компромиссов, из противоположных и сочетающихся интересов различных слоев общества, их настроения, готовности к переменам, консерватизмом, фатализмом, религиозностью и проч. Поэтому при любой правовой реформе, а тем более связанной с рецепцией иностранных правовых институтов, необходимо учитывать разнообразнейшие оттенки такой «почвы». А такой учет представляет сложнейшую проблему для любого законодателя, действительно желающего успеха своим правовым преобразованиям. При осуществлении правового прогноза, учет неоднородности почвы просто необходим, так как позволяет с большей степенью вероятности определить успешность преобразований не только настоящего и будущего, но и глубокого прошлого.

Неверная оценка правовой ментальности закономерно приводит к противоположным результатам для реформаторов. Так, в процессе ассимиляции Туркестанского края Российской империей проявилось непринятие «почвой» вводимой российской стороной мусульманской формы присяги, что порождало широкую практику отказов от ее принятия со стороны киргиз. Такое отторжение «почвой» формы присяги обусловлено тем, что сам ритуал и содержание местных форм присяги существенно отличалось от того, как это представляли в метрополии, а сам текст судебной присяги мусульман представлял собой копию присяги, принимаемой православными с заменой лишь слов «Крест и Евангелие» словом «Коран», и в таком виде эта присяга, по самому духу мусульманского учения, ни к чему не обязывала правоверного, а тем более на суде творимом «неверными».[2]

На эти же «грабли» наступили и российские реформаторы 90-х годов, которые исходили из посылки, что россияне в правовом смысле представляют некую «чистую доску», на которой можно написать все что угодно. Заблуждение правящей элиты, незнание его характера, зачастую - откровенное презрение к российскому народу закономерно приводит к штампу о правовом нигилизме россиян. Этот миф камуфлирует истинные причины отторжения российским народом западной правовой культуры, перекладывая всю вину с плеч правящей элиты за экономический и правовой геноцид на плечи дремучего, бескультурного и неблагодарного русского народа.

Даже сейчас правящая элита убеждена, что основным тормозом правовых реформ в России является правовой нигилизм. О правовом нигилизме рассуждал и бывший президент Российской Федерации В.В. Путин, считавший, что, оказывается, «недостатки и ошибки нашей судебной системы способствуют росту правового нигилизма. По данным социологических опросов, люди все чаще стремятся уйти от сложных судебных процедур. Они боятся, «как бы их не засудили». И что самое опасное – теряют уважение к закону...»[3]

Принципиальное неверие в российский народ демонстрирует и новый российский президент Д. Медведев. По его мнению, одной из основных российских проблем - «это правовой нигилизм, который заселил Россию»[4], «Я неоднократно высказывался об истоках правового нигилизма в нашей стране, который продолжает оставаться характерной чертой нашего общества. Мы должны исключить нарушение закона из числа наших национальных привычек, которым наши граждане следуют в своей повседневной деятельности»[5].

Подобные упреки российскому народу можем найти у любых политиков и должностных лиц разного ранга. Так, на «низкую правовую культуру граждан» сетует даже Уполномоченный по правам человека[6], рассуждая о неких общественных проблемах «доступа к правосудию». Интеллектуальный же «рупор» Генеральной прокуратуры Российской Федерации, заместитель Генерального прокурора А. Звягинцев с горечью раскрывает общественности секрет, что все «наши беды не от дураков и плохих дорог, а оттого, что во все времена законопослушание было не самой большой добродетелью на Руси. Наше Отечество еще и сегодня во многом остается страной обычаев. Поэтому очень непросто дается строительство правового государства»[7].

По–видимому, гражданское общество в идеале ими представляется в виде сообщества хорошо управляемых роботов, которые послушно выполняют все указания сверху, не имея собственного мнения.

Но ведь не только правящая элита обвиняет российский народ в правовой дремучести и в нежелании пользоваться всеми благами правового российского государства. Научные работники также отказывают российскому народу в правовой состоятельности, с циничным презрением рассматривая русский народ как носителей холопской, рабской ментальности. Свои мысли они с успехом высказывают не только в средствах массовой информации, но и в научных работах, на своих лекциях в высших учебных заведениях.

Идеологическая установка, содержащаяся в таком мифе, позволяет при ее усвоении обществом, быстрее отойти от традиционного отечественного правового сознания, усвоив западные правовые ценности в необходимом для правящей элиты аспекте. Основу рассматриваемого мифа составляет демонстрация отсутствия как такого права и правосознания в целом в России, при одновременной идеализации западной модели правового развития общества. Такое «сравнение» должно убедить общественность в перспективности и выгодности правовых заимствований.

Правовой нигилизм России утверждается в противовес правовой культуре Запада. Так, в современной российской научной литературе утвердилось как данность положение, что лишь «в западных цивилизациях право является основной социальной ценностью»[8], в отношении же России признанным и «научно» доказанным является факт «низкой степени развития правовой активности граждан России», «низкого уровня правовой культуры»,[9] «правового нигилизма русского народа»[10]. В отношении к российскому народу «доказано», что «уважение к закону – весьма серьезная вещь. Она обеспечивает «игру по правилам», а значит, надежность и предсказуемость самых разных отношений как между гражданами, так и между гражданином и государством. Российский правовой нигилизм всем известен. … Неукоснительность исполнения закона должна входить в нашу жизнь, становится привычкой для всех граждан, вне зависимости от их социального и финансового положения»[11].

Об отсутствии правового сознания россиян заклинают крупнейшие российские ученые. Показательно в этом случае мнение известного российского ученого Р.С. Байниязова, высказавшегося, что «… российский менталитет неадекватно воспринимает ценности правовой культуры общества, что правовой менталитет дистанцируется от правовой культуры, от ее общечеловеческих ценностей и начал, таких, как неотчуждаемые права человека, правовая автономия индивида в рамках юридического сообщества, доминанта права над государством и т.д.»[12]. Его же активно поддержал и доктор юридических наук, профессор В.М. Ведяхин, по мнению которого, оказывается, «беда российской действительности состоит в отсутствии законоуважающего, правоуважающего сознания. Российская ментальность по своей сути является закононигилистическим образованием. Именно это доминирует в ее юридической традиции»[13].

Другие ученые вроде даже гордятся феноменом русского правового нигилизма, так как это, якобы вполне нормальное для российской правовой культуры явление, которое вовсе не свидетельствует о низком уровне правосознания или о слабости правовых традиций. Скорее наоборот: ситуация массового нормативного, юридического нигилизма предполагает весьма высокое морально-правовое сознание общества, жестко верифицирующего культурную и социальную адекватность писанного права.[14]

В научной литературе выявляется тенденция обоснования «генетического» правового нигилизма российского народа.

Так, г-жа В.А. Громыко выявляет этот врожденный, генетический дефект следующим «научным» способом: «Явление правового нигилизма в российской правовой действительности является результатом исторически сложившихся духовно-нравственных элементов мировоззрения, передаваемых из поколения в поколения, что позволяет рассматривать его как категорию культуры с определяющим признаком традиционности».[15] О генетическом правовом нигилизме пишет и г-жа О.В. Довлекаева, которая ну просто убеждена в том, что, оказывается, «в России всегда существовал правовой нигилизм».[16]

Л.Г. Кумыкова доказывает, что российская цивилизация закономерно предполагает наличие правового нигилизма. Она пишет: «В отличие от Европы, где идеи прав человека получили развитие со времен буржуазных революций, в России исторические особенности развития идеологического, социального, экономического и иного характера (имперская государственность, крепостничество, идеология отвержения или непризнания права, пропагандируемая многими направлениями общественно-политической мысли России XIX-XXвв., общинный коллективизм, командно-административная система, феномен советского права, «перестройка» и т.п.) отодвигали институт права на периферию, обусловив современное состояние проблемы правового нигилизма.[17] Конечно, ведь цивилизация «рабов» просто не способна дойти до идеи торжества права!

Данную позицию разделяет и М.Б. Смоленский, считающий, что нигилистическое отношение к праву как тенденция «укоренено» в специфике правового менталитета россиян, составляя одну из характеристик отечественной культурной традиции.[18]

Философ П.А. Горохов также убежден в нигилистическом архетипе россиянина: «Но уже начинают оказывать влияние определенные качества нации, сложившиеся в веках такого существования: холопская униженность, разрушительное отношение к миру, всеохватывающий нигилизм (мир предстает как бы чужим, враждебным – ведь у крепостного все отнято, нет ничего своего, даже жизнью распоряжается всецело его господин), культ твердой руки, хозяина, сознание правомерности жизни под насилием и в насилии, нетерпимость…»[19]

И В.Б. Ткаченко также считает, что высокий уровень правового нигилизма в российском обществе является следствием исторического наследия, связанного с антидемократическими формами осуществления государственной власти, низким уровнем правовой культуры, своеобразием национальной ментальности. Он расшифровывает это так: «дефицит права и правосознания в нашем государстве имеет отдаленные корни, которые уходят в историю Российского государства. Формирование национального сознания в России отмечено наличием правового нигилизма у широких масс населения страны. Это – естественное следствие управленческой практики русского самодержавия, многовекового бесправия крепостничества, лишившего массу людей правосубъектности, разгула во все эпохи репрессивного законодательства, несовершенства правосудия, обусловленных своеобразным укладом жизни общества, экономическими, политическими и другими условиями. Сыграло свою роль в отсутствии значимого внимания к праву со стороны православной церкви ( в отличие от католической, роль которой в рецепции римского права весьма значительна)»[20]

Авторитетный российский ученый В.А. Туманов, специалист по российскому правовому нигилизму, считающий, что формирование национального сознания в России в течение длительного времени шло в таких условиях, которые не могли не породить широкомасштабного юридического нигилизма. Они – естественное следствие способов правления, которыми пользовалось русское самодержавие, многовекового крепостничества, лишавшего массу людей правосубъектности, репрессивного законодательства, несовершенства правосудия[21].

Российская исследовательница И.И. Глебова считает, что генетический нигилизм – это «неокультуренная основа» славянского язычества: «В ситуации мгновенной утраты жизненных координат и ориентиров, скрепляющих различные образы действительности, свободы от нравственных ограничений, от партии – власти как «всесоюзного педагога» человек массы очень быстро утратил тонкую оболочку цивилизованности. Наружу вырвались ранее подавляющиеся инстинкты, ничем и никем не сдерживаемое естество. Поэтому в массе такие «человеки» составили нечто, мало похожее на современное западное открытое общество. … В нашем социуме скрылась «здоровая» неокультуренная основа, те стихийные силы, понятия, стремления, нравы, которые не принуждали когда-то скрывать «веселое» славянское язычество. Они столетиями перерабатывались под влиянием нравственных идеалов христианства, научного рационализма, затем были скованы насилием и верой-идеей большевиков. Но выжили, сохранились – быть может, потому, что сама русская жизнь постоянно «взывала» к ним. В 90-е годы общественную атмосферу определяли культ физической и материальной силы, поддерживавшие одна другую, требовавшие хитрости, коварства, цинизма. В общественной жизни восторжествовал эгоизм и асоциальность. Кажется, совершенно утратили свое значение понятия «нравственной силы» (напротив, утвердилась демонстративная безнравственность; из обихода, языка практически исчезли определения стыда, порока, не говоря уже о грехе), идеи самоценности человека (вне богатства и внешней силы), милосердия (отношения к «убогим» определяет презрение в языческом смысле слова, а не призрение – забота в христианском».[22]

Аналогично в отношении российского народа рассуждает и И.Ю. Новичкова: «Отсутствие правовой культуры, навыков цивилизованной жизни и правил ведения политической деятельности, разрешения различных социально-политических и межнациональных конфликтов является одной из главных причин предельного обострения криминогенной обстановки в стране. Большинство проблем решается зачастую самым примитивным и варварским методом – путем насилий, преступлений, войны. Экстремизма и оголтелого национализма. Налицо правовой беспредел в обществе».[23]

Это положение о «генетическом» правовом нигилизме закономерно приводит к обоснованию россиян, русских – в особенности, как общности рабов (холопов). В ряде случаев, недовольство русским народом у ученых вообще приобретает характер неприкрытого русофобства. На «ура» воспринимаются суждения, что русские, т.е. «россияне» – народ с рабской (холопской) психологией, который просто еще не доразвился до права.

Так, С.Л. Баяхчева «доказала», что «главным препятствием со времен Чаадаева и до сих пор является то, что мы до конца так и не преодолели психологию рабства, а оно порождает страх, эгоизм и местничество»[24]. А г-жа Т.Ф. Юдина просто убеждена, что россияне в принципе обладают рабской психологией, ну а «правосознание раба – это покорность, унижение, но никак не признание и не уважение к закону. … Деспотический характер государственной власти в Российской Федерации в России обусловил формирование такого уровня правосознания российского общества, характерной чертой которого является правовой нигилизм».[25]

Особенно меня поразил истинный любитель российского народа писатель г-н М. Веллер, который отказавшись от выдумывания фантастических приключений майора Звягина, решил произвести анализ российской ментальности. Так, он безапелляционно утверждает рабскую российскую психологию: «Рабское положение формирует рабскую психологию. Русские народные пословицы и поговорки о труде просто проникнуты трудолюбием и трудоголизмом. Работа не волк, в лес не убежит. От работы кони дохнут. И т.д. и т.п. и масса матерных. Малый противовес одобрений труду этого усталого задора не перетянет. Трудом праведным не поставишь палат каменных. Вот вывод народной мудрости. Господа – и ведь тысячу лет это остается на Руси правдой».[26] Единственно, что утешает, делает он это искренне, болея за никчемный русский народ. Я так понимаю, он к русским себя не причисляет. Конечно, ведь именно так он определяет русского: «ИМПЕРСКИЙ РАБ»[27].

Соответственно в литературе выделяется также и такая тенденция: положительные достижения тысячелетней истории российского права (а нам есть чем гордиться) в рамках данного мифа подвергать осмеянию или забвению. Огромная армия «исследователей» трудится над созданием убедительных доказательств исторической правовой отсталости русского народа.

Печально известный идеолог переустройства России Е.Т. Гайдар так рассматривает историю России: «Россия попала в плен, в «колонию», в заложники к военно-имперской системе, которая выступала перед коленопреклоненной страной как ее вечный благодетель и спаситель от внешней угрозы, как гарант существования нации. Монгольское иго сменилось игом бюрократическим. А чтобы протест населения, вечно платящего непосильную дань государству, не принимал слишком острых форм, постоянно культивировалось «оборонное сознание» - ксенофобия, великодержавный комплекс. Все, что касалось государства, объявлялось священным. Само государство выступало как категория духовная, объект тщательно поддерживавшего культа – государственничества. В сущности, российское государство всегда насаждало единственную религию – нарциссический культ самого себя, культ «священного государства».[28]

В научной литературе существует убеждение, что в принципе России вообще нечем гордиться. Эта страна извечно была населена диким, ленивым, бескультурным народом, не могущим создать ничего положительного, а только одно вредоносное для мировой цивилизации.

Здесь встречаются «научные» попытки проследить генетическую «правовую отсталость» русского народа изначально, глубже 988г., основываясь на некоем «характере славянской языческой мифологии». Так, А.П. Семитко считает, что если сравнить древнерусскую мифологию с мифологией некоторых других этносов, известных своей высокой правовой культурой (например, древнегреческой, древнеримской), то можно обнаружить, что древнерусская мифология, языческая религия сосредоточены, главным образом, на осознании и понимании восточными славянами природных явлений и процессов. Славянская мифология носила в основном аграрный, природный характер. Древнерусский человек не выделял, не воспринимал и не осознавал еще с достаточной четкостью социальности своего бытия, его нормативности, упорядоченности и иных характеристик, складывающихся в предправовой комплекс. Он был во многом погружен в природность, натурность, в кровнородственные связи и зависимости. Языческая религия была бедна организационными, нравственными и общественными идеалами[29].

Хотелось бы обратить внимание, что данная статья была опубликована в таком уважаемом юридическом журнале как «Государство и право» и почему-то прошла незамеченной, не вызвав каких-либо существенных нареканий со стороны специалистов и общественности в целом.

При таком рассмотрении культурно-правовых ценностей русского народа грубо игнорируются, намеренно коверкаются гуманистические ценности русской культуры. Только отдельные исследователи, при проведении сравнительного анализа, с недоумением замечают этот факт. Так, Н.Б. Шулевский считает, что при рассмотрении древнеславянской мифологии от древнегреческой, прежде всего, бросается в глаза отсутствие жестокости, страха, злобы, половой распущенности и извращенности не только среди высших богов древнеславянского пантеона – здесь даже демоны, духи соблюдают какую-то неписанную мораль. Нет бесконечных войн среди богов за бесконечный (!) мир, родители не пожирают своих детей (Кронос) и не заточают их в Аид, дети не калечат своих родителей (Зевс). Нет попыток перехитрить богов (Сизиф), проверить их мудрость (тантал убил своего сына и приготовил из него блюдо для богов); нет сдирания шкур со смертных (Аполлон обесшкурил Марсия); нет уничтожения рода человеческого. Мир беспределен, места хватит всем, зачем воевать и мучить друг друга, - таков неявный лейтмотив всей древнеславянской мифологии. Из 163 персонажей в словаре «Персонажи славянской мифологии» в 21 злое начало преобладает над добрым, в 60 злое начало подчинено добру, а в остальных добро безусловно доминирует над злом. Все это, несомненно, свидетельствует о неразвитости древнеславянской культуры и мифологии. Что это за культура, в которой не убивают, не расчленяют, не поедают своих детей, не устраивают инцестов и других подобного рода развлечений![30]

Договорились и до того, что у российского народа и права не было в помине. Этой точки зрения, в частности, придерживается психолог К.А. Абульханова: «Право в России отсутствует и в юридических институтах и в сознании личности, где как бы представлен только один аспект – требование общества, обращенные к личности, но не ее требования прав от общества. Это, как представляется, связано с отсутствием развитого чувства собственного достоинства, обычно изначально присущего личности, чувства, что все в конечном итоге зависит от «я», хотя такая внутренняя независимость может быть реально социально и не обеспечена, свойственная личности западно-европейского и американского обществ, порождая ее предприимчивость, конкурентность, самоуверенность, тогда как у российской личности в порядке протеста против подавления своего «я» развилось больное самолюбие».[31]

Мнение г-же Абульхановой разделяет и г-н Грузов. Приведу его русофобское рассуждение о русском народе полностью: «Как ни скомпрометировала себя формула «пережитки прошлого в сознании людей», которой так долго объяснялись причины правонарушений при социализме, без нее не обойтись при ответе на вопрос о влиянии морали на деформации правосознания. Формирование национального сознания в России в течение длительного времени шло в таких условиях, которые не могли не породить широкомасштабного правового нигилизма. Американский исследователь общественной мысли в России А. Валицкий пришел к выводу о том, что праву в ней не повезло. В России право отвергалось «по самым разным причинам: во имя высших духовных ценностей или материального равенства». Пожалуй, ни в одной развитой стране мира не было столько идеологических течений, общественных настроений, моральных взглядов, отмеченных печатью антиюридизма, в лучшем случае – безразличия к праву».[32]

Особенное место в доказательствах рабской ментальности, генетического правового нигилизма, правовой тупости русского народа занимает так называемый Советский период развития русской цивилизации.

Так, по мнению В.Б. Романовской, именно здесь деформация правосознания стала возможной благодаря отходу сначала интеллигенции, а потом и части народа от парадигм религиозного восприятия, и в первую очередь - религиозной совести и греха. Это подготовило почву для последующего воинствующего атеизма большевиков, окончательно сломавшего русское религиозное правосознание и создавшего социалистическое, атеистическое, искаженное правосознание советского человека.[33]

Советский же опыт воспринимается как печальная ошибка, вреднейшее заблуждение. Так, А.С. Масалимов утверждает, что «глубокие общественные преобразования, проводимые в России уже более десяти лет, свидетельствуют о коренной реформе российской государственности и становлении принципиально новой государственной системы. Они связаны с возвратом Российского государства в русло общемирового развития и обнаруживают органическую связь с реформами второй половины XIXв.».[34]

Член-корреспондент РАН А.В. Дмитриев, убежден, что: «теория советского права стала складываться после революции в условиях ожесточенных классовых битв, гражданской войны, отсутствия подготовленных кадров. Идея отмирания права наложила трагический след на многие десятилетия развития страны, обусловила правовой нигилизм высшего командного эшелона власти. В условиях низкой правовой культуры и традиций правового нигилизма в России прошлого это привело к разгулу диктатуры, нарушению элементарных норм демократии и гуманизма, к созданию гигантского репрессивного аппарата и гибели миллионов соотечественников. Трудно даже представить в полном объеме масштабы разрушительной стихии, анархического неприятия, профессиональной некомпетентности, граничащего с малограмотностью и бескультурьем, которые стали господствующими тенденциями в подходе к праву, правопорядку, правотворчеству, судопроизводству и надолго определили состояние законности в стране и правовую культуру в целом».[35]

И.Н. Бородина в этой связи даже вывела научную закономерность: «авторитарное право порождает правовое отчуждение»[36], в результате чего, видимо, и получила искомую степень кандидата философских наук…

По мнению же другого философа, П.А. Горохова, «право на протяжении, по сути дела, всей советской истории, было антиправом»[37].

Достижения советского права закономерно рассматриваются только в негативном аспекте. Так, Н.В. Архипова выявляет следующий «феномен» – «развитие правовой теории в условиях в принципе неправового советского общества – то, что можно назвать феноменом советской теории права»[38].

При рассмотрении другого такого же, по ее мнению «феномена» - советской юридической науки, недоумение исследовательницы возрастает: «В России в условиях советского общества (1917-1991гг.) сформировалась своеобразная – «советская» - юридическая наука. По своим существенным особенностям она, как и «случай» советской цивилизации в целом, представляет собой особое, уникальное историческое явление, особый, хотя и выбивающийся из общих направлений мирового развития феномен развития человеческого духа и интеллекта по вопросам права (точнее, быть может, даже в известном смысле литературы по общим юридическим вопросам), характеризующийся противоречивым содержанием и последствиями. Существенно отставшая от передовых и престижных направлений массовой юридической мысли, жестко зажатая до недавнего времени идеологией ортодоксального марксизма-ленинизма-сталинизма и практикой коммунистической диктатуры советская юридическая наука при всей парадоксальной, во многом ужасающей правовой действительности сумела все же на своеобразном новом срезе правовой действительности раскрыть свой потенциал, свои теоретические резервы, выявить специфический спектр изучения права философского уровня, имеющий, по мнению автора этих строк, дальнюю перспективу, связанную к тому же с продолжением либерального направления российской философско-правовой мысли».[39]

Зачастую истоки правового нигилизма исследователи выводят именно из советского прошлого, обвиняя во всем пресловутый тоталитаризм.

Так, Е.И. Балдицина видит современные проблемы семейного права, преимущественно вытекающие из идеологии Советского государства: «Во многих отношениях, негативные последствия прессинга Советского государства на семью, определяет и нынешнее состояние этого социального института в постсоветской России, кризис институциональных функций которого был еще более углублен очередным формационным переходом к другому общественному строю в 90-е годы ХХ века».[40]

К.В. Извеков из советского прошлого вывел и современную алчность российской элиты: «Отсутствие основательных ценностно-правовых ориентаций отечественной элиты обусловлено глубокой традицией неприятия ценностей права, связанной с наличием в структуре российской власти двойных стандартов ответственности (политических и административных, партийных и советских и т.д.), которые научили управляющих различного уровня уклоняться от реальной ответственности. Поддерживает подобное положение дел свойственный российским политикам так называемый византийский стиль управления, использующий по преимуществу теневые и полутеневые способы принятия решений, закулисные методы подбора кадров и т.п.»[41]

С.Ф. Палинчак, на основании глубоких размышлений, пришел к выводу, что советская власть была просто заинтересована в развитии правового нигилизма российского общества: «командно-бюрократическая система не только не боролась с правовым нигилизмом, но по-своему опиралась на него, ибо он прекрасно вписывался в эту систему. О правовом нигилизме даже не говорили, как будто его не существовало».[42]

Конечно, этому исследователю страшно даже представить, что в советский период законы (в частности гражданско-правовые) в большей степени добровольно исполнялись, так как это разрушает его врожденную веру в природный правовой нигилизм «примитивных» русских.

Как справедливо вопрошает Г.Д. Гриценко: «И если основной чертой народа является правовой нигилизм, то возникает правомерный вопрос: как общество избегает саморазрушения, если отсутствует массовое понимание необходимости в своей деятельности руководствоваться определенными общеобязательными правилами поведения – нормами права, ведь право есть тот обруч, который удерживает общество от самоуничтожения?»[43]

Попыткой выйти из создавшегося научного «тупика» является обоснование «юридического» нигилизма взамен «правового»: «при характеристике российского правосознания необходимо говорить не о правовом, а о юридическом нигилизме, поскольку нигилизм здесь проявляется по отношению к системе законодательства, но не к праву в целом, и доказано, что основной путь эволюции права в российском обществе связан с функционированием того права, которое объективно соответствует своеобразной социокультурной реальности российской цивилизации».[44] Однако это сути не меняет, так как г-жа Г.Д. Гриценко просто убеждена, что русские не любят государство и право.

Особенно любопытна в этой связи позиция таких ученых как Н.И. Бирюков и В.М. Сергеев Ими был открыт очередной российский «политический феномен», выражающийся в том, что существует некая посттоталитарная фаза развития общества, многие черты которой настолько неожиданны, что поневоле приходишь к выводу: стандартные политические и экономические рецепты по реконструкции и реорганизации этого общества, направленные на то, чтобы привить ему основные достижения мировой цивилизации, попросту не работают. И дело вовсе не в том, что рецепты эти плохи. За годы своего господства тоталитаризм преобразует общество, создавая в нем такое сознание, такие институциональные структуры и такие социальные группы, что все подобные рецепты форсированного перехода к состоянию гармонии с «цивилизованным миром» отвергаются теми силами общества, которые одни только и в состоянии осуществить необходимые реформы. Традиционные для политической культуры России непринятие и критика институтов представительской демократии не могли остаться без последствий, не стать препятствием для эффективного функционирования подобных институтов. Активность новых форм политической жизни немыслимо отделить от адекватной этим формам политической культуры – той почвы, в отсутствие которой экзотическое растение, перенесенное в новую среду, быстро увядает[45].

Зачастую в исследованиях звучит отождествление советского человека с холопом (!). Мне встретилось очень любопытное рассуждение Г.Л. Цигвинцевой в главе ее диссертации с характерным названием «гражданственно-индивидуальная неразвитость и отчужденные формы существования русского менталитета»: «Холопская психология и нравственность, безответственно-пренебрежительная по отношению к своим подчиненным и рабски-уничижительная по отношению к своему начальнику продуцировалась всей системой властно-подвластных отношений. Безусловно, психология холопа, раба сформировалась еще в дореволюционное время, но советский период российской истории, формально провозгласив всеобщее равенство, в действительности превратил конформизм в главный способ получения престижных социальных позиций».[46]

Молодые исследователи действуют в четко заданных рамках государственной идеологии. И конечно, ни о каком развитии юриспруденции как науки в данном случае не происходит. Это яркий и тревожный показатель загнивания гуманитарных наук. Думается, достаточно наивным является вывод О.Ф. Гусаковой, что «содержащийся во многих трактовках большевизма крайне негативный оценочный заряд, определенная идейная запрограммированность на ниспровержение коммунизма, стремление во что бы то ни стало заклеймить большевизм как полностью отрицательный исторический опыт, огрубляют представления о столь сложном историческом явлении, каким является большевизм, препятствуют его научному осмыслению».[47]

«Молодые» исследователи убеждены, что «Октябрьская революция нарушила пусть и медленно, но все же осуществляемую модернизацию страны и под радикальными революционно-социалистическими лозунгами свела на нет многие из ее результатов»[48].

И господин М.С. Каган также считает, что нельзя «двигаться вперед с головой, повернутой назад, оправдываясь красивыми формулами «верности традициям», «памяти предков», «национальной идентификации».[49] Даже академик АН СССР А.Н. Яковлев сейчас уже вполне уверен, что «большевизм – родное дитя марксизма. С точки зрения исторической – это система социального помешательства»[50].

Удивительно, что данное «прозрение» не привело к закономерному покаянию и снятию с себя всех тех льгот и выгод, достигнутых им и ими подобными в период служения «системе социального помешательства».

Мало того, даже целые революции списываются на некачественность правовой системы в целом, а русского правового нигилизма в частности: «В частности, опыт правового развития России ХХв. свидетельствует о неэффективности правовых систем Российской империи и Советского Союза: результатом подобной неэффективности в первом случае была Октябрьская революция, во втором – распад СССР».[51]

Показательно, что и А. Яковлев, бывший секретарь ЦК КПСС по идеологии, оценивает революционное движение вообще следующим образом: «Любая революция – прямое следствие дефицита ответственности и знаний; она – результат тщеславия и невежества. Никакие ссылки на благородные душевные порывы не в состоянии оправдать насилие и жертвы ради призрачных целей. Революция – истерика, бессилие перед давящим ходом событий. Акт отчаяния, безумная попытка с ходу преодолеть то, что требует десятилетий напряженных усилий всего общества. Тяга к революции – плод больного мессианского сознания и нездоровой психики». Им в этом же ключе определялось и Октябрьская революция: «переворот в октябре 1917года носил явно разрушительный характер», что «к власти пришли резонерствующие невежды, но, будучи бездарно амбициозными, они не ведали своего невежества. Со дня своего змеино-яйцевидного вылупления основоположники российского общественного раскола всегда были мракобесами. Априорно, генно».[52]

Утвердилась, как следствие, тенденция не рассматривать российскую государственность как цивилизацию: «Россия не является самостоятельной цивилизацией и не относится ни к одному из типов цивилизаций», так как народы, населяющие Россию, «проповедуют ценности, которые не способны к сращиванию, синтезу, интеграции… татаро-мусульманские, монголо-ламаистские, православные, католические, протестантские, языческие и другие ценности нельзя свести воедино»[53].

Е. Басина, в ключе рассматриваемой тенденции, «обоснованно» утверждает, что «Россия – это всего лишь «кривое зеркало Европы»…, восточно-европейская культура, тщетно притязающая быть самостоятельной цивилизацией».[54]

Для Н.Г. Козина же, Россия – это «вечно переходное общество, потому что являемся цивилизационно не закрепленным обществом, а потому вечно переходим к нечто иному, до конца не реализовав потенциал развития наличной социально-экономической реальности».[55]

Л.И. Семеникова пишет, что Россию можно назвать не иначе как «дрейфующим обществом на перекрестке цивилизационных магнитных полей»[56].

В.С. Кот «доказал»: «Анализ становления и развития российского политического сообщества показывает, что хотя на протяжении истории оно в целом и было аналогичным европейскому пути развития, но обладало очевидными специфическими чертами и особенностями. Здесь все процессы были представлены как бы не в «чистом виде», а с изрядными коррекциями и искажениями. В частности, в дореволюционной России, как и на Западе, лояльность определялась, главным образом, религиозной принадлежностью населения и монархической власти. Однако, в отличие от Запада, Россия не пережила ни Реформации, ни борьбы за веротерпимость, гарантии независимого суждения не стали всеобщей потребностью, а лишь периодически ставились интеллигенцией. В России не сложились и некоторые другие низовые формы гражданской инициативы»[57].

Перед российскими учеными, работниками высшей школы ставится важнейшая задача по выращиванию «правовой личности» западного образца. Именно это, по мнению правящей элиты, должно «спасти» Россию. И научный мир разделяет такие надежды. Так, об этом красноречиво мечтает г-жа О.И. Анненко: «В современных условиях развития российского государства и общества необходим новый культурно-правовой феномен – правовая личность, для которой характерны такие типологические черты, как уверенность в том, что только свобода всех людей в обществе есть одна из надежных гарантий свободы каждого, уважение достоинства других лиц, выступающих в качестве равных участников правового общения, чувство личной ответственности за свои поступки и внутреннее убеждение в важности исполнения человеком лежащих на нем обязанностей, уважение к закону, вера в то, что соблюдение принятых человеком обязательств есть безусловное условие нормального сосуществования в рамках общества».[58]

Конечно, «неразвитая» русская правовая личность не сможет полноценно пока воспринять достижения западной цивилизации, о чем так восторженно мечтают «молодые» российские ученые. Достаточно привести слова г-жи Н.В. Тыдыковой о «положительных» переменах в мировосприятии российского общества: «Сегодня уже ни у кого не вызывает сомнений в том, что гомосексуальные связи не должны быть наказуемы, так как каждый имеет право на добровольный выбор полового партнера и формы полового общения, то есть обладает половой свободой, которая не должна искусственно ущемляться. В таких отношениях, построенных на добровольных началах, нет общественной опасности, а, следовательно, нет и оснований для криминализации. Более того, в обществе уже поднимается вопрос об однополых браках и возможно, что в скором времени, ориентируясь на некоторые западные страны, он будет решен положительно»[59].

Проблемой насильственного взращивания «правовой» личности озабочена А.А Булгакова: «Думается, было бы желательным установление так называемого обязательного вотума, то есть обязательного (при наличии объективной возможности) участия граждан в выборах народных представителей (под угрозой наложения весомого штрафа)[60]. А иначе как же возможно строить «правовое государство», если народ не желает участвовать в этом политическом фарсе?

Представители государства, особенно – правоприменители, вдруг заговорили о панацеи от правового нигилизма русского народа – христианской вере. Так, В.Б. Романовская в своей докторской работе даже мечтает о «слиянии» религии и юриспруденции в России: «В следующем столетии должна сложиться новая философия права, где религиозные идеи и здравый смысл будут соединены в некоем консенсусе. Будет восстановлена иерархия духовных ценностей, основанная на вечных общечеловеческих моральных устоях, оздоровится правосознание русского народа, и через это восстановится социальный мир и общественное сознание».[61]

Думается, однако, что решения проблемы, связанной с ликвидацией правового нигилизма в России, просто не существует, пока существует сам российский народ. Пока будут создаваться законы, отражающие корыстные интересы правящей элиты, законы будут просто игнорироваться. Введение суровых мер наказания, стремление вырастить «правовую личность», принудительная политическая христианизация населения не дадут искомых для господствующего класса результатов. Российская народная правовая ментальность основывается на иных, нежели западная ментальность, ценностях. Здесь главным мерилом выступает критерий правды. Правда для российской ментальности ассоциируется, прежде всего, со справедливым, но милосердным судом. Он основан на понимании «правды человека» и на любви-жалости к ближнему[62]. Однако именно в этом, вроде бы позитивном моменте отхода от бездушности западной модели права, М.Б. Смоленский видит исконный правовой нигилизм россиянина. Он размышляет так: «Однако в правовом менталитете россиянина праведный, т.е. основанный на правде, суд, поступки в соответствии с «голосом совести» и справедливость как таковая вовсе не тождественны следованию формальным правилам, составляющим позитивное право, соблюдению законов, уважению к истине. Культ правды, справедливости и совести, бесцененным социальной практикой, конституируя специфический тип правовой ментальности. Развившаяся на этой основе правовая культура не может не характеризоваться дефицитом правосознания и сопутствующей ему гипертрофией эмотивно-морального оценивания своих и чужих поступков[63].

Конечно, одной из главных черт российской православной ментальности является стойкое нежелание формального исполнения права. Достаточно привести слова Иллариона, митрополита Киевского, который противопоставляет «мертвый закон» Ветхого завета и «новозаветную любовь», благодать: «Вынес и Моисей с Синайской горы Закон, а не Благодать, тень, а не истину»[64]. Им же отмечалось, что механическое следование «букве» приносит больше вреда, чем пользы. Казнь основателя христианской религии была более чем обоснована с точки зрения «законников-фарисеев»: «Ибо ведавшие Закон и пророков, распяли его». Как справедливо пишет А.В. Скорняков, в противоречии между законом и справедливостью, Илларион Киевский безоговорочно принимает сторону последней. В зависимости от ценностных установок это можно расценивать и как достижение и как величайшую беду (учение о «справедливом беззаконии») русского народа.[65]

По мнению русского летописца XIVв., «всякий начальник и судья, поставленный решать дела, должен держаться правды и судить, как записано в судебниках. И не должен он смотреть на посулы и позволить отвести себя от истины, чему есть немало примеров. Так, во времена Камбиза, царя персидского, судья Сисанес, получая взятки, судил неправедно и лукаво. Когда об этом сказали царю Камбизу, то он повелел содрать с него кожу, а потом и его самого удавить, а кожу, содранную с тела, велел повесить там, где сидели судьи. А потом поставил судьей сына его, Отана, и сказал ему такие слова: «Помни, на каком месте сидя, судишь».[66]

Не удивительно и название древнерусского правового источника – Русская Правда (XII-XIIIвв.)[67].

Начиная с древнейших исторических сочинений, появившихся на Руси (т.е. с XI века), государство, основанное на Правде, было русским политическим идеалом. «Русской Правдой» назывался и кодекс, зафиксировавший законодательство Ярослава мудрого (1019-1054) и революционный проект конституции, принадлежавший П.И. Пестелю, участнику неудавшегося восстания декабристов в 1825 году. В Московском государстве идея Правды получила свое дальнейшее развитие. Иван III (1462-1505), при котором Москва приняла византийское универсалистское представление о мировой империи, был назван «Царем Правды». В хрониках XVI века Московское царство изображается как государство Правды на земле. В политических учениях, основанных на представлении о государстве Правды, подчинение народа самодержцу было обусловлено тем, что самодержец служил Правде. Московский государь представал, таким образом, одновременно и как правитель, и как верноподданый. Государю и народу в равной степени надлежало руководствоваться принципом Правды. Перед государством Правды стояла в первую очередь религиозная цель; еще со времен Киевской Руси высшим выражением Правды считалось следование христианским нормам – благодаря которым достигалось и земное спасение. Считалось, что царь – единственное звено, благодаря которому Правда христианства, принимаемая как идеальная модель социального устройства, связывалась с эмпирической социальной действительностью. Таким он оставался в народном сознании даже после петровских преобразований, когда идея Правды перестала составлять основу государственной идеологии.[68]

Русская правовая ментальность проникнута идеями нестяжательства, добродетели. В трактате XVIIв. содержится следующее положение: «До тех пор будет существовать всякое государство, пока будет править в нем добродетель и будут чтиться добрые святые и справедливые обычаи и установления. И не будет никаких таких измышлений коварных и такого насилия, которые смогли бы хорошо устроенное и сплоченное государство с вершины славы его свергнуть и разорить, ибо пока не овладеет государством гордыня и алчность, а также помыслы злые, и праздность, и жестокость, до тех пор в нем все деяния будут прочными и непоколебимыми. … Алчность также является причиной гибели государств, ибо для государства нет большей помехи, чем алчность, а особенно алчность начальников, им управляющих. … Желание богатства – дело пагубное и корень всех зол, и называют его мудрецы злым ядом государства, потому что богатство достается по большей части недостойным, а не тем. Кто его заслужил, из-за чего смута и мятежи возникают в государстве, когда честные и заслуженные люди лишаются высоких и почетных должностей, а ничтожные люди возвышаются…. Властелин, жаждущий богатства, вызывает в народе зависть и нелюбовь. И особенно, если он инозмецам больше, чем своим, здоровье свое доверяет и такие поступки совершает, которые препятствуют укреплению государства. Народ, придя в отчаяние и смятение от насилий и бедности, восстает против тех, кто властвует над ним…»[69]

Православная ментальность русского народа противилась сутяжничеству: «Ибо я опасаюсь, чтобы мне, по пришествии моем… не найти у вас раздоров, зависти, гнева, ссор, клевет, ябед, гордости, беспорядков» (2 Кор.12.20).[70] В ее основе лежат идеи добра, смирения, прощения врагов: «Итак, облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение, снисходя друг другу и прощая взаимно, если кто на кого имеет жалобу…» (Кол.3, 13).[71] «Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Мф.5, 39-41).[72]

Российское правосознание противиться идее бездумного и беспрекословного подчинения Закону. Это нежелание отлично продемонстрировал известный российский писатель М. Веллер: «Почему , почему мы сегодня доверяем абстрактному закону, написанному зачастую одними продажными служителями, толкуемому другими продажными, а исполняемому третьими продажными, абстрактному закону, которому в результате дела нет до конкретного живого человека! – почему мы доверяем этим корявым и маловразумительным обычно формулировкам больше, чем совести и уму окружающих нас сограждан и способности трезво видеть конкретную правду одного умного и приличного человека! Мы вечно вопим, что закон несправедлив, суд продажен, а приговор бессовестен! Друг мой, брат мой, согражданин, человек! – что сделала с тобой «цивилизация», что ты боишься доверить свою судьбу и судьбу своей страны своей совести и своему уму? Предпочитая им заведомо уродливый и губительный в исполнении «закон», которому ты не веришь и с которым не согласен?»[73]

Пока же можно говорить о том, что правовая реформа в России просто провалилась, в связи с загадочным феноменом русской души - «правовым нигилизмом».

[1] Гудаева З. С-С. Религия как элемент правовой культуры (историко- и философско-правовой аспекты). Автореф. … дисс. канд.юрид.наук. СПб. 2003. С.4.

[2] Дингельштедт Н.А. Мусульманская присяга и клятва// Журнал министерства юстиции. Апрель. №4. 1986. С-Петербург. С.115.

[3] Коммерсант. Суббота 16 февр. 2008. №26.

[4] В обществе Д. Медведева//Российская газета. 23 янв. 2008. №12 (4569).

[5] Коммерсант. Суббота 16 февр. 2008. №26.

[6] Доклад Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации за 2005год// Российская газета. 29.06.2006.

[7] Проповедь от прокурора// Российская газета. 13 февраля 2008. №30 (4587).

[8] Поляков А.В. Общая теория права: Феноменолого-коммуникативный подход. Курс лекций. 2-е изд., доп. СПб. 2003. С21.

[9] Например, Тепляшин И.В. Правовая активность в условиях становления правового государства. Автореф. канд… юрид. наук. Екатеринбург. 2002. С8, 12.

[10] См.: Баранов В.М. «О хрестоматийных истинах» теории государства и права. №8. 2002. С110.

[11] Баяхчева С.Л., Илларионов С.И. Идеология гражданского общества. М. 2006. С.21.

[12] Байниязов Р.С. Правосознание и российский правовой менталитет//Правоведение. 2000. №1. С.39,40.

[13] Ведяхин В.М. Некоторые правовые факторы формирования и реализации принципов права//Актуальные проблемы правововедения. №1(10). 2005. С.4.

[14] См.: Синюков В.Н. Российская правовая система: введение в общую теорию. Саратов. 1994.

[15] Громыко В.А. Социокультурный феномен правового нигилизма в России. Дисс. …канд. филос. наук. М. 2005. С. 11.

[16] Довлекаева О.В. Правовой менталитет: социально-философский анализ. Автореф. дисс. … канд.филос. наук. Р-н-Д. 2007. С.10.

[17] Кумыкова Л.Г. Правовой нигилизм в сфере прав человека как форма деформации правового сознания. Дисс. …кан. Юрид.наук. Нальчик. 2006. С.6.

[18] Смоленский М.Б. Правовая культура как элемент социокультурного пространства: перспективы становления в современной России. Дисс. … канд.социол.наук. Р-н-Д. 2003. С.17.

[19] Горохов П.А. Проблема оснований правового нигилизма: гносеологический аспект. Дисс. … канд.филос.наук. Оренбург. 1998. С.92.

[20] Ткаченко В.Б. Российский правовой нигилизм. Дисс. …канд.юрид.наук. М. 2000. С.8, 76-77.

[21] Туманов В.А. О правовом нигилизме//www.ufnovgu.narod.ru

[22] Глебова И.И. Как Россия справилась с демократией: Заметки о русской политической культуре, власти, обществе. М. 2006. С.67.

[23] Новичкова И.Ю. Правоваяч культура в гражданском обществе. Дисс. … канд.социол.наук. Саратов. 1995. С.4.

[24] Баяхчева С.Л. Идеология гражданского общества и опыт России. Автореф. дисс. … канд.филос.наук. М. 2006. С.14-15.

[25] Юдина Т.Ф. Особенности формирования правосознания российского общества в дореволюционный период//Государство и право: вопросы методологии, теории и практики функционирования: сб.науч.ст. Вып.2. Самара, 2006. С.20, 21.

[26] Веллер М. Великий последний шанс. Литературно-художественное издание. М. 2006. С.161.

[27] Веллер М. Великий последний шанс. Литературно-художественное издание. М. 2006. С.206.

[28] Гайдар Е.Т. Государство и эволюция. Как отделить собственность от власти и повысить благосостояние россиян. СПб. 1997. С. 52-53.

[29] Семитко А.П. Русская правовая культура: мифологические и социально- экономические истоки и предпосылки// Государство и право. №10. 1992. М. С.109

[30] Шулевский Н.Б. Метафизика России и терроризм. М. 2004. С.319.

[31] Абульханова К.А. Российский менталитет: кросс-культурный и типологический подходы//Российский менталитет: вопросы психологической теории и практики. М. 1997. С.23-24.

[32] Грузов Ю.В. Взаимодействие права и морали в социальном регулировании. Дисс. … канд.филос.наук. Иваново. 2005. С.148.

[33] Романовская В.Б. Репрессивные органы и общественное правосознание в России ХХ века (опыт философско-правового исследования). Дисс. …докт.юрид.наук. СПб. 1997. С.14.

[34] Масалимов А.С. Реформы суда и полиции России 60-90-х годов XIX века (на материалах Уфимской губернии). Дисс. … канд.юрид.наук. Уфа. 2000. С.4.

[35] Дмитриев А.В. Общая социология. М. 2001. С.182.

[36] Бородина И.Н. Природа правовой государственности в переходный период: возможности социально-философской концепции. Автореф. дисс. … канд.филос. наук. Томск. С.11.

[37] Горохов П.А. Проблема оснований правового нигилизма: гносеологический аспект. Дисс. … канд.филос.наук. Оренбург. 1998. С.67.

[38] Архипова Н.В. Современное российское право в условиях глобализации: теоретико-методологические проблемы. Дисс. … канд.юрид.наук. Казань. 2006. С.66.

[39] Архипова Н.В. Современное российское право в условиях глобализации: теоретико-методологические проблемы. Дисс. … канд.юрид.наук. Казань. 2006. С.66.

[40] Балдицина Е.И. Семья и государство в социальном пространстве современной России. Дисс. … канд.филос.наук. Ставрополь. 2005. С.19.

[41] Извеков К.В. Правовое государство- гарант безопасности личности: социально-философский анализ. Дисс. … канд.филос.наук. Тверь. 2006. С.9.

[42] Палинчак С.Ф. Социально-философский анализ правовой жизни общества. Дисс. … канд.филос.наук. Липецк. 2005. С.164.

[43] Гриценко Г.Д. Право как социокультурное явление (философско-антропологическая концепция). Дисс. … докт.филос.наук. 2003. С.327.

[44] Гриценко Г.Д. Право как социокультурное явление (философско-антьропологическая концепция). Дисс … докт.филос.наук. Ставрополь. 2003. С.18.

[45] Бирюков Н.И., Сергеев В.М. Становление институтов представительской власти в современной России. М. 2004. С.6-7.

[46]Цигвинцева Г.Л. Особенности формирования и функционирования менталитета русского народа. Дисс… канд.филос. наук. Пермь. 2005. С. 139-140.

[47] Гусакова О.Ф. Отечественный опыт концептуального осмысления большевизма. Дисс. …докт.полит.наук. 1994. С.5.

[48] Живова Л.Я. Генезис и эволюция левого радикализма в России. Дисс. … канд.полит.наук. СПб. 1993. С.151.

[49] Каган М.С. О происхождении и природе российской интеллигенции// Российская интеллигенция: критика исторического опыта. Екатеринбург. 2001. С.13.

[50]Яковлев А.Н. Обвал. 1993. С.89.

[51] Ромашев Р.А. Реалистический позитивизм: интегративный тип современного правопонимания//Правоведение. 2005. №1. С.6.

[52] Яковлев А. Омут памяти. М. 2000. С.75, 85,87.

[53] Семеникова Л.И. Россия в мировом сообществе цивилизаций. Брянск, 1996. С.86.

[54] Басина Е. Кривое зеркало Европы// Pro et Contra. М. 1997. Т.2. С.106.

[55] Козин Н.Г. Постижение России. Опыт историософского анализа. М. 2002. С.461.

[56] Семеникова Л.И. Россия в мировом сообществе цивилизаций. М. 1994. С.109.

[57] Кот В.С. Политическое сообщество: генезис, развитие на Западе и особенности формирования в современной России. Дисс. … докт.полит.наук. Орел. 2006. С.24.

[58] Анненко О.И. Правовая культура современной российской молодежи: философский анализ. Автореф. дисс….канд.филос.наук. Ставрополь. 2007. С.10.

[59] Тыдыкова Н.В. Социально-историческая обусловленность уголовно-правовых норм, предусматривающих ответственность за насильственные половые преступления//Неверовские чтения. Материалы II второй региональной конференции, посвященной памяти профессора Василия Ивановича Неверова. Барнаул, 29 марта 2007. С.29.

[60] Булгакова А.А. Народное представительство в России: исторические традиции, современное состояние, перспективы развития. Автореф. дисс. … канд.полит.наук. М. 2007. С.15.

[61]Романовская В.Б. Репрессивные органы и общественное правосознание в России ХХ века (опыт философско-правового исследования). Дисс. …докт.юрид.наук. СПб. 1997. С.14.

[62] См.: Смоленский М.Б. Правовая культура как элемент социокультурного пространства: перспективы становления в современной России. Дисс. … докт.социол.наук. Р-н-Д. 2003. С.113.

[63] Смоленский М.Б. Правовая культура как элемент социокультурного пространства: перспективы становления в современной России. Дисс. … докт.социол.наук. Р-н-Д. 2003. С.114.

[64] Илларион, митрополит Киевский. Слово о Законе и Благодати. М. 1994. С. 35-36.

[65] Скорняков А.В. Проблема легитимации власти в средневековой европейской политической мысли: запад и Русь. Дисс. … канд.полит.наук. Екатеринбург, 2003. С.51.

[66] О причинах гибели государств//Библиотека литературы Древней Руси. Т.XIV. СПб. 2006. С.667.

[67] Русская Правда (Пространная редакция)//Библиотека литературы Древней Руси. Т. IV. СПб. 2004. С. 497.

[68] Саркисянц Мануэль. Россия и мессианизм. К «русской идее» Н.А. Бердяева. СПб. 2005. С.17.

[69] См.: О причинах гибели государств//Библиотека литературы Древней Руси. Т.XIV.

[70] Библия: Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета/ В русском переводе с параллельными местами и приложениями. М. 2001. С. 1272.

[71] Библия: Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета/ В русском переводе с параллельными местами и приложениями. М. 2001. С. 1292

[72] Библия: Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета/ В русском переводе с параллельными местами и приложениями. М. 2001. С. 1016.

[73] Веллер М. К последнему шансу. Литературно-художественное издание. М. 2006. С.28-29